Умная Грета знала, как нужно вести психологическую атаку. Не зря ей еще со школы прочили быть хорошим психологом, а вовсе не художником-декоратором. Зато теперь у нее — мастерская и много взрослых детей, которых она учит жизни… Все правильно.
Шерли обложилась альбомами со всех сторон. Совсем детские она смотреть не стала, а вот с университетских времен можно как раз и начать. Странно: на прежних фото она почти везде улыбается, лицо красивое, словно его специально готовили к съемкам. Шерли всегда отличалась фотогеничностью.
А вот фотографии, сделанные за последние два года. Тоже неплохое и даже красивое лицо. Да, красивое. Только улыбок меньше, чаще попадаются серьезные или «грустные» фотографии. И что-то еще очень сильно отличает их. Шерли не сразу поняла, а когда обнаружила, то схватилась ладонями за лицо. Взгляд! Ее взгляд стал другим.
Раньше она смотрела уверенно и смело. А теперь ее глаза — беспомощные, как у Антуана после операции, словно говорили: «не обижайте меня, ну пожалуйста»! И еще они стали какие-то… какие-то серые, невзрачные, НИКАКИЕ.
Она еще раз заглянула в зеркало, удостоверилась: все сходится! То, что изображено на последних фотографиях, целиком и полностью соответствует тому, что можно увидеть в зеркале.
Шерли сидела, онемев. Попадание Греты было стопроцентным. Если учесть, что глаза — зеркало души, можно себе представить, что творится в ее душе. Впрочем, зачем же представлять? Она и так знает, что там творится: смятение, страх, неуверенность и желание куда-нибудь спрятаться…
Но почему тогда Даллас ею заинтересовался? Просто искал подружку на месяц-другой, с которой можно будет заниматься любовью, пока прораб будет заниматься ресторанами? Вполне возможно. А тут двойное везение: она оказалась художницей, которую можно очаровать, чтобы интерьер и занятия любовью получились более качественными! Ведь творческий человек во время работы над очередным шедевром должен быть слегка влюблен…
Но все же что-то мешало ей окончательно увериться в том, что Далласом движет лишь холодный расчет и зов плоти. Почему-то ей казалось, что он тоже слегка, ну, может быть, самую малость очарован ею…
Глянув в зеркало, Шерли застыла с изумленным выражением лица. Собственно, изумление появилось на нем именно благодаря выражению. Она даже провела ладонью по щеке, проверяя, не обозналась ли? Именно сейчас, когда ее мысли унеслись вслед за новым любовником (нет, пока еще не любовником! — поправила она себя), лицо стало прежним. Как «до порабощения». И глаза — тоже!
Это что же получается? С Антуаном ее лицо — такое. А с Далласом и со всеми остальными — такое? Шерли откровенно корчила рожи, глядя в зеркало.
— Интересно… Так-так-так! — проговорила она тоном республиканского судьи, села на диван и еще раз высокомерно изучила снимки, сделанные Антуаном.
— Н-да. Будем над собой работать. Но без Далласа нам явно не справиться!
Он вернулся через неделю, странный и молчаливый. Избегал смотреть в глаза Шерли и больше не вспоминал ни о поцелуе, ни о своих планах провести с ней вечер. Шерли все истолковала правильно: трудно сразу перепрыгивать из одних объятий в другие. Нужно хотя бы некоторое время, чтобы привыкнуть.
Нет никаких сомнений, что, пробыв десять дней рядом с невестой, Даллас хотя бы раз переспал с ней. А может, и не раз! А может, его отцу быстро стало легче, а из Нью-Йорка Даллас не мог улететь потому, что его не отпускала любимая женщина! Может быть, они каждую ночь… Может быть, они… Интересно, с ней он такой же нежный… Или, может быть, он грубый и страстный? Интересно, что он ей шепчет, что он с ней делает?..
Шерли поймала себя на том, что стоит посередине плиточного магазина и краснеет. Продавец давно ждал ее с каталогом в руках, а Шерли по большому счету было все равно, каким цветом выкладывать полы в холле ресторана «Поросенок и перец».
Вечером того же дня Даллас наконец-то снизошел до нее и участливо спросил, как она поживала все это время, пока его не было в Чикаго.
— Отлично! — отрезала Шерли и, капризно взмахнув кудрями, отвернулась.
Она ждала, что Даллас еще что-нибудь спросит, расскажет о себе, однако он вполне удовлетворился ответом и уехал, оставив Шерли в полном недоумении.
Может, он невесту с собой привез?
Вечером, когда Шерли сидела на диванчике, уныло обнимая меховую подушку с мордой медведя, зазвонил телефон. Несколько сигналов она по привычке пропустила, ожидая, что мама на кухне возьмет трубку. Потом вспомнила, что мама уехала в рейс (у нее была романтическая работа — проводница поездов дальнего следования, и только это обстоятельство позволяло двум взрослым женщинам терпеть друг друга в одном доме) и появится только через две недели. За такой срок телефон уже перестанет звонить… Шерли нехотя встала и направилась к аппарату в гостиной.
Нет, чудес не бывает: звонила Мишель:
— Слушай, Шерли! Я новую книжку пишу! Про вас с Антуаном.
— Удачи.
— Ну, подруга! Немного повеселей можно? Что-то ты совсем стала…
— Знаю, знаю. Дохлая улитка в засушливое лето. Что-то в этом духе.
— Дохлая улитка?
— Вы же все меня так называете. За моей спиной.
— Ты на что-то обиделась?
— Оставьте меня в покое!.. Можешь написать еще и про Далласа! Как они оба меня бросили! Пока, Мишель.
Шерли с силой нажала на отбой и зашвырнула трубку за диван. Пусть пищит, она больше не будет подходить к телефону! Кстати, после драки Антуан больше не появлялся, хотя прошло уже более десяти дней! Странно, может, это ее карма? Сначала двое мужчин дерутся из-за нее, а потом разбегаются… и оба бросают…